Мне трудно, почти невозможно поверить в кончину Бувайсара. Убеждаю самого себя, что в жизни такое случается, порой люди уходят молодыми — как ушел в 57 великий борец-вольник Али Алиев, выигравший пять чемпионатов мира. Или чудесный Бесик Кудухов, погибший в 27 на трассе под Армавиром. Но примириться с мыслью, что все это относится теперь к Сайтиеву, невозможно.
При ранней седине он выглядел человеком, только начинающим большой путь. Новую жизнь — уже не на ковре. Со спокойной, мудрой убежденностью, что и в этой новой жизни все сложится так же четко, как в борьбе. Да кто может помешать?
Я помню, как мы проговорили часа два с половиной — и послевкусие было удивительное: спокойное добродушие. Человек-скала. Какой-то айсберг. Вроде чуть приоткрывается, ты как корреспондент радуешься рассказанным историям — но сколько же всего спрятано глубже!
Мне очень жаль, что отношения наши так и не дошли до уровня, когда его телефон записал бы себе коротко — «Бусик». Как многие уважаемые люди. Которые точно так же сегодня не верят в его кончину, как не верю я.
***
Я помню, мы сидели около здания Олимпийского комитета — Сайтиев только что получил BMW X5 за третью свою победную Олимпиаду. Постукивал по рулю абсолютно спокойно, никакого значения царскому подарку не придавая. Есть — и есть. Даже мы с корреспондентом Кружковым наслаждались запахом нового автомобиля сильнее.
Разглядывали какую-то особенную планку внутри машины — информирующую, что принадлежит она не кому-то. Чемпиону!
Говорить долго у нас не получилось — фотографы ломились к Сайтиеву. Тот устал опускать и поднимать стекло, боясь огорчить отказом. Как можно?
— Нет! — усмехнулся наконец. — Здесь ничего не выйдет. Отъедем чуть-чуть.
На ходу вслух размышлял, будто советуясь с нами — как гнать эту красавицу BMW в Красноярск?
Мы не смогли помочь дельным советом — и Сайтиев покачал головой, словно удивляясь: а с виду такие смышленые, в большой газете работают. Один даже в очках.
— Как машина?
— Нормальная, — без восторга ответил Сайтиев. — Я на такой ездил. Трехлитровый двигатель. А бывает 4,8 — та сильная, вообще бешеная... Вообще-то я в Москве машину не вожу. Я водитель слабый. Надеюсь, эту к дому перегоню без проблем. Живу на Университете, проехать мост, и все. Это я сумею. Но вообще-то мне лучше с водителем в Москве. Сколько раз пытался сам встроиться в этот ритм — что-то не выходит. В Хасавюрте у меня есть машина, в Красноярске тоже. В Москве, наверное, не нужна. Меня здесь встречают, отвезут-привезут. Сейчас надо думать, куда эту BMW девать. Мне вообще-то очень часто машины дарили. Целый парк скопился. Вот друг три дня назад вручил ключи от Lexus-200.
Тут-то я и проявил наблюдательность. Борцов с целыми ушами мы встречали, бывали такие феномены. Обычно уши раздроблены, но в меру. Но у бедняги Бувайсара уши такие — даже сравнить не с кем. Глядеть больно!
Глядя на правое, я представил, какими муками дались три золотые олимпийские медали. Даже хотел озвучить какие-то глупые соображения на этот счет — но тут выяснилось, что даже в километре от Олимпийского комитета нам покоя не дадут. Кто-то из фотографов заметил машину Сайтиева издалека, примчался с огромным рюкзаком. Снова робкий стук в окошко — и опять Бувайсар выдавливает улыбку, позируя...
***
Моментами Сайтиев говорил довольно неожиданные вещи. Мы таких поворотов точно не ждали.
Произносил вдруг:
— Знаете... У меня совсем мало близких людей из спорта. Хоть мы очень близки с борцами из сборной, много времени вместе проводим. Но в обычной жизни мало общаемся. Спортсменам интересно с людьми из другого мира. У меня много контактов вне спорта. Им тоже со мной интересно...
Мы были готовы, что Сайтиев — человек сдержанный. Не факт, что откроется. Великие чемпионы умеют молчать.
Пожалуй, даже настроились на неудачу. Но!
Верить ли собственным ушам, когда один из величайших спортсменов страны вдруг произносит:
— Я всегда чувствую его поддержку свыше. Мне кажется, души умерших видят нас и помогают.
Пауза. Молчим мы, молчит Бувайсар. Смотрит куда-то вдаль.
— Кто помогает вам? — решаемся наконец потревожить тишину.
Сайтиев будто просыпается. Произносит уверенно. Так произносит, что мы понимаем — все это правда:
— Мне помогает отец. Двадцать лет назад погиб в автокатастрофе. Этот перекресток рядом с домом. Отец выезжал на федеральную трассу, по которой несся рейсовой автобус. При обгоне автобус подрезала другая машина, и боком он зацепил отцовские «Жигули». Аварии-то страшной не было. Машина не сильно пострадала. У тех, кто сидел с отцом в «Жигулях», ни царапины. Отец тоже сам вышел из машины. Присел на корточки, закурил. «Все нормально», — говорит. И отключился. На скорой повезли в больницу. По дороге пришел в себя: «Не надо больницы. Я в порядке». Затем снова потерял сознание. Спасти его не смогли. Позже выяснилось, что от удара об руль у отца оторвалась печень...
***
Не помню, как мы сменили тему. Как увели Бувайсара в сторону от воспоминаний, в которых столько боли.
Кажется, помогла борьба. О ней Сайтиев рассказывал так, что приключения на ковре казались детективной повестью.
В трехкратном олимпийском чемпионе просыпался вдруг азартный пацан. Бувайсар радовался умело сочиненному вопросу даже сильнее, чем мы. Вот такому, например: «Схватка, выигранная чудом, в вашей жизни была?» Тут же благодарил хорошим рассказом. Улыбаясь и нам, и собственным подвигам.
— 94-й год. Вторая моя схватка на турнире Ярыгина — если б ее проиграл, по тогдашним правилам вылетал бы из турнира. Встречался с американцем. Я, 18-летний пацан, боролся среди мужиков... Проигрывал 3:7 — и оставалось четыре секунды. Смотрю на табло: сначала мне показалось, что 5 секунд. Потом вгляделся — нет, цифра 56... 4-56. Боролись тогда по пять минут. Никаких вариантов даже теоретически — за четыре секунды отыграть четыре балла...
— Неужели выиграли?
— Как-то умудрился. Меня к тому моменту никто не знал, и судьи недодали кучу баллов. Вышел какой-то пацан, цепляется-цепляется... Но это уже был Сайтиев, который через некоторое время закрепился там надолго. Но об том еще никто не догадывался. Я достаточно хорошо за этого американца цеплялся. В конце концов даже судья запутался. Желание выиграть было огромное! Просто так уходить оттуда не собирался. И вот схватка остановлена, до конца эти четыре секунды. Отправляю своего тренера к судье. Говорю: «Иди разберись, пусть мне хоть балл вернут. Три как-то попытаюсь отыграть...» Но бесполезно — не вернули. Американец сразу мне бросается в ногу — и я его с этой ногой опрокинул через себя на три балла. Еще балл мне дали за амплитуду. 7:7!
— А дальше? - выдохнули мы с восторгом.
— Дальше — бороться до балла. У американца шок, отказывается выходить. «Не буду, — говорит, — бороться». Но вытолкали его на ковер: вышел — и сразу упал... Вот такого в борьбе не бывает. Что творилось в зале! В итоге я выиграл этот турнир. Огромная сенсация. Вот там-то меня и увидели. Находясь на ковре, я очень четко понимал, что происходит. Видел реакцию тех, кого должен был видеть.
— Если бы вас тогда не увидели — вы все равно стали бы олимпийским чемпионом?
— Вот этого я вам сказать не могу. Но желание у меня было дикое.
— Кто-то из знакомых про вас сказал: «Бусик помнит все свои схватки...»
— Практически все. Очень многие. Хоть в последнее время что-то стал забывать...
***
Бувайсара после олимпийского Пекина таскали с одного приема на другой — и он устало нам перечислял, где успел побывать за последние дни. Мне показалось, все это давалось ему куда тяжелее, чем олимпийские схватки.
Нам хотелось расспрашивать, расспрашивать без конца. За каждым шрамом чудилась история. Так оно, впрочем, и было.
Чемпионат мира в Штатах Сайтиев выиграл со сломанной в трех местах челюстью. Попробуйте вдуматься, что это.
У нас не получалось — и Бувайсар из человеколюбия облегчил задачу. Описал как смог тот день, тот час.
— Боли сильнее, чем в момент удара, не испытывал сроду. Хотелось убежать с ковра, да не мог. Счет 9:1, для победы нужно было набрать еще один балл. Ночь перед полуфиналом и финалом прошла ужасно. Левый глаз заплыл, нос не дышит, заснуть не в силах, есть не могу. Утром с трудом запихнул в себя пару ложек икры вперемежку с картофельным пюре и поехал в зал. Ничего, как-то выиграл. Особой радости, как ни странно, победа не принесла. Меня по-прежнему мутило, дико раскалывалась голова... А потом операция.
— Помните, что сказал врач?
— «Парень, тебе крупно повезло». Был на грани. Оперировал меня в госпитале Бурденко доктор Труханов. Диагноз звучал так: «осколочный перелом скуловой кости со смещением». Нерв был настолько зажат, что левая половина лица могла атрофироваться. К тому же рядом кровеносные сосуды — микронное смещение одного из осколков грозило кровоизлиянием в мозг. Но в Америке я понятия не имел, как рисковал, продолжая бороться. Меня сразу отвезли на рентген, вот только снимок ничего не показал. Потом выяснилось, что и не мог показать — не в той проекции его сделали. Не подозревал я и о том, что срочно требуется операция. Вместо этого, прилетев из Нью-Йорка, рванул домой. Нас с Миндиашвили принимал президент Чечни Ахмат Кадыров и председатель Госсовета Дагестана Магомед Магомедов. Нельзя было пропустить эту встречу. В больницу попал лишь спустя неделю после перелома. Можно сказать, легко отделался.
Мы сидели бледные. Молча двигали собственными челюстями, пытаясь представить — что это было?
Сайтиев снова сжалился, произнес примирительно:
— У меня вообще было мало травм...
***
Он ушел за несколько дней до 50-летия. Зная размах и доброту великого чемпиона, я представляю, каким было бы это торжество.
Я был уверен, что мы снова встретимся. Рассказов у Сайтиева хватило бы на десять интервью.
Я даже представлял, как это будет — не наспех, как после Пекина. Не в автомобиле, нет. Все будет иначе. Я приеду к нему домой в Хасавюрт.
Это будет сказка. Отправимся в горы. Что-то я пойму, чего не понимал раньше, в этом удивительном, непобедимом человеке. Да и в жизни вообще.
На прощание Бувайсар скажет, как говорил мне когда-то удивительный папа Хабиба: «Теперь ты мой кунак». Я переспрошу, как когда-то переспрашивал Абдулманапа: «Это что значит?» Чтоб услышать в ответ: «Дорогие друг другу люди. Я тебя здесь принимаю, ты меня в Москве. Надеюсь, не отвернешься при встрече...»
Мне очень радостно было представлять, как это будет.
А сегодня нет слов, чтоб примириться с мыслью о случившемся. Ни для себя, ни для вас...
0
10.00
