Фундаментом сделки Владимира Путина и Дональда Трампа станут вопросы глобальной безопасности, а противники разрешения украинского кризиса будут вынуждены принять позицию Вашингтона либо потеряют поддержку США.
В решительных заявлениях и действиях Дональда Трампа мир поражает не только их прямолинейность, но и предельный прагматизм. Манеры, хорошо известные американскому электорату, со всей экспрессивностью обрушились на мировое сообщество, которое за долгие десятилетия привыкло к тому, что о своих истинных намерениях политики никогда не сообщают открыто. При этом на неолиберальных ценностях на Западе выросло целое поколение руководителей, ни в грош не ставящих национальные интересы своих стран и искренне верующих в доктринальность глобализма и американоцентричности. Трамп для них человек чужой, но его политический вес игнорировать трудно.
В России прагматизм американского президента приняли с воодушевлением, хотя, скажем откровенно, ничего хорошего Трамп для нас еще не сделал и вряд ли сделает. Однако он будто бы пошел навстречу позиции России: согласился с невозможностью принять Украину в НАТО, восстановить ее границы 1991 года, призвал к выборам президента. Но главное, переговоры ядерных держав начались с восстановления двусторонних отношений в первую очередь, а далее — по широкому кругу вопросов международного плана и даже с намеком на перспективу совместной экономической деятельности. Украинский кризис оказался как будто вторичным на фоне действительно фундаментальных вопросов миропорядка.
Когда Трамп говорит, что война на Украине не должна была случиться, он подчеркивает именно такой, разумный ход истории, при котором не должно было возникнуть рисков ядерного столкновения из-за наглого игнорирования Западом национальных интересов России. И если разговаривать о новом миропорядке пока сложно, да и вряд ли возможно без иных участников мирового «концерта», то поставить во главу угла вопросы глобальной безопасности обе стороны крайне заинтересованы.
Мы предлагаем обратить внимание именно на такой разворот анализа переговорного формата США и России после разбора стратегий лидеров государств.
Стратегия Трампа
Декомпозировать нынешнюю стратегию Дональда Трампа непросто, хотя американисты утверждают, что образ мысли и декларируемые смыслы 45-го и 47-го президента США не менялись всю его жизнь. Однако он получил новый опыт, знания и компетенции и полностью пересобрал свою команду, наконец разгромил оппонентов и получил поддержку Конгресса, а еще постарел, что явно повысило для него ценность личного мессианства в истории страны. Все это дает Трампу возможность действовать нагло, решительно и открыто, но не приближает нас к пониманию конечной цели американского лидера, если такое видение у него вообще присутствует.
В команде Трампа отчетливо говорят о «второй американской революции», подразумевая в первую очередь сражение с бюрократией и условное перезаключение общественного договора и делая отсылки к 1776 году, когда в Северной Америке родилось новое государство в борьбе с давлением Британской империи. Как часто бывает с революционерами, они видят пути слома старой системы, но редко задумываются о новом основании. В ситуации с Трампом все осложняется еще и тем, что времени на долгие и глобальные преобразования у президента нет, а его команда не монолитна.
Борьба с «глубинным государством», бюрократическим Левиафаном, а также снижение налогов и госрегулирования частного сектора — это часть традиционной республиканской повестки, правда, эмоционально накачанной и возведенной Трампом в ранг принципиальной войны. В ней есть и элемент мести, и потенциал новой борьбы с демократами, которые за предыдущие годы буквально поставили госаппарат на службу своим интересам и едва не посадили республиканца.
Сегодня же Трампу удалось утвердить в Конгрессе почти все свои кадры во главе министерств и ведомств, идут повсеместные чистки и увольнения, в том числе в Пентагоне и спецслужбах. И речь идет не только о сторонниках гендерной повестки, но также о людях пожилых, частично занятых и непрофильных. Короче говоря, речь идет об эффективности. Но борьба эта только начинается, идут суды и протесты. «Дипстейт» рассчитывает на скорое возвращение демократов к власти.
Повсеместный откат гендерной повестки, громкие обещания разобраться с нелегальными мигрантами (пока не отразившиеся в статистике), а также увеличение числа рабочих мест, возвращение производств на родину, заградительные пошлины для поддержки американских производителей — это программа лоялистов самого Трампа, так называемых MAGA-активистов (MAGA — Make America Great Again). На данный момент они полностью удовлетворены политикой шефа, но в конце концов им может не хватить более радикального крена вправо. Тем более что идеологический конфликт с третьей группой, так называемыми технофеодалами, уже выплеснулся в публичную сферу благодаря бывшему советнику Трампа и консервативному политстратегу Стивену Бэннону.
Именно Бэннон ввел в публичный оборот слово «технофеодалы», имея в виду прежде всего миллиардеров из сектора IT, финансов, цифрового мира, которые контролируют огромные мультиплатформенные системы без значимой производственной части и рабочих мест, взимают чрезмерную ренту за цифровые решения и действуют отчасти вне контроля государства. Это Илон Маск, Питер Тиль или Дэвид Сакс, люди, которые не только профинансировали победу Трампа на выборах, не только вошли в его команду и продвигают собственные стратегии и интересы, но и позволяют себе публичные политические заявления, что раньше было трудно представить.
Однако повестка технофеодалов очевидно импонирует Трампу, поскольку говорит об инновационном и технологическом развитии, которое должно привести к убедительному росту конкурентоспособности экономики США, недостижимому для догоняющих стран. Речь идет о таких сферах, как микроэлектроника, космос, искусственный интеллект, электромобили и альтернативные источники энергии. В такой программе сочетаются запрос и на промышленный рывок, и на возвращение производства компонентной базы на территорию США, и привлечение «мозгов» со всего мира, а не нахлебников, и визионерство Маска о полетах в дальний космос или идеологов развития ИИ, в мегапроекты которых обещано влить 500 млрд долларов.
Здесь разворачивается поле боя между командами Трампа. Ведь технократы, по сути, отстаивают образ нового, «цифрового» человека-киборга (в числе проектов Маска есть и тот, который отвечает за чипирование), то есть готовы основать новую идеологию-религию, мало отличимую от гендерной повестки по своей разрушительности для традиционных институтов семьи и религии. Этим недовольны консерваторы. А борцы с бюрократическим Левиафаном прямо говорят об угрозе подмены госинститутов корпоративным управлением «технофеодалов».
Тем не менее все три условные команды формируют общий концепт программы MAGA, к реализации которой приступил Трамп. Нетрудно заметить, что она практически полностью зависит от внутренних преобразований государства, а в своей содержательной части на перспективу пока неконкретна. Трамп убежден, что в первую очередь необходимо освободить креативную и предпринимательскую часть страны от излишнего гнета государственной машины, а само государство — от непрофильных трат, соцобязательств, идеологической зашоренности и зависимости от высокого госдолга. И только затем обеспечить приток ресурсов для спурта: инвестиций, технологий, «мозгов», энергоресурсов, ископаемых. И если их нет внутри страны, значит, необходимо создать условия для их притока с внешних рынков.
Американский революционер должен получить не только револьвер для борьбы за свободу, но и первый доллар для создания «американской мечты».
Но не наоборот — и это принципиальное отличие нынешней американской администрации от всех предыдущих, пожалуй, с пострейгановских времен. Постулат Трампа — «экономика вперед идеологии». И это верно как для внутреннего трека, так и для внешнего. США должны выигрывать конкуренцию с помощью абсолютного экономического и технологического доминирования, а не скупая лояльность союзников и тратя средства на военные кампании против оппонентов. Любые внешние отношения должны приносить выгоду, причем очевидную сразу и выраженную в понятной материальной категории. Трамп не может ждать десятилетия — ему нужны ресурсы для развития уже сегодня, пока рынок США исключительно привлекателен, доллар безальтернативен, а он сам не превратился в «хромую утку» перед следующим избирательным циклом. Поэтому под безжалостный нож реформаторов и рационализаторов идет все доступное: внешние отношения, институциональные обязательства, бюджетные траты, программы «помощи и поддержки». Их неэффективность обусловлена работой предыдущих администраций, говорит Трамп, я же просто свожу баланс к честному учету вложений США и национальных интересов.
Наконец, ключевая задача внешней стратегии сегодняшних Штатов — ревизия глобальных систем безопасности и армии. Во-первых, это раздутый и постоянно растущий бюджет Пентагона и внешних операций, который никак не транслируется в имидж самой эффективной «дубинки» планеты. Это многомиллиардные траты на поддержку союзников, увязших в горячих конфликтах, выгоды от которых для самих Штатов неочевидны. Это расфокус военных ресурсов вместо концентрации на зоне АТР, которая во всех смыслах становится ключевым для США регионом с точки зрения торговли, технологий и конкуренции.
Во-вторых, речь идет о деградации региональных и глобальной систем безопасности, которую сами Штаты и запустили, рассчитывая сохранить лидерство в условиях «большого хаоса». В свой первый срок Дональд Трамп и сам был не прочь «половить рыбку в мутной воде», попробовав силовым образом продавить Россию, КНДР, Китай и Иран. В одних случаях просто не вышло, в других закончилось военными кризисами. Причем в случае с Израилем после варварского сноса Газы и удара хуситов по мировой торговле стороны просто вернулись к исходному многолетнему противостоянию, тогда как на фоне этих событий ближневосточные страны вырвались из-под американского патронажа. А украинский кризис, в топку которого Трамп отправил тонны оружия, едва не привел мир к ядерной катастрофе.
Стратегия нового срока американского лидера подразумевает снижение любых внешних рисков для спокойного обеспечения внутренних преобразований MAGA, борьбы с бюрократией и политическими оппонентами в новых кампаниях. Восстановление глобальной системы безопасности также позволит провести инновационную реорганизацию армии США и ядерных сил не в спешке «гонки вооружений», а поступательно и без давления на дефицитный бюджет. А диалог о сокращении ядерных арсеналов с Китаем и Россией должен в принципе снять вопрос о глобальной угрозе.
Возможно, это потребует признания национальных интересов и даже «зон влияния» России и КНР при сохранении борьбы за их периферию. Но дело в том, что Дональд Трамп планирует не воевать, а выигрывать конкуренцию, технологическую и экономическую, на базе мощного фундамента, который, по его мнению, еще сохраняют Соединенные Штаты.
Изначально лозунг MAGA активно использовал Рональд Рейган в своей президентской кампании 1980 года, фокус которой был направлен на восстановление экономического благосостояния США с помощью низких налогов и снижения госрегулирования. Интересно, что в те годы активно продолжались споры нескольких политико-философских школ о мироустройстве, которому предрекали крах биполярной системы и переход к многополярности. Реалисты предсказывали возникновение новых центров силы при снижающейся военной мощи США, отмечая, что государства всегда будут конкурировать между собой. Либералы во главу угла ставили глобализацию, а порядок вместо гегемона, по их мнению, должны были обеспечивать универсальные институты и ценности.
Как известно, обе школы ошиблись. Но вот спустя полвека «однополярная заминка» постепенно уступает место концепции реалистов. Вероятно, Трамп хорошо чувствует этот тренд и намерен совершить новый виток истории, признавая многополярные реалии, чтобы выиграть конкуренцию у соперников и привести США к новому величию.
Стратегия Путина
Описывая стратегию России при Владимире Путине, мы не станем претендовать на всеохватность, а вместо этого сфокусируемся на базовых принципах развития государства, которым неизменно следует российский лидер и которые нам важны сегодня для понимания общей конструкции переговорного процесса. Эти принципы — безопасность, суверенность, развитие.
Очевидно, что они стали отражением в первую очередь тех фундаментальных вызовов для страны после развала СССР, на фоне которых Путин пришел к власти: крах социальной и экономической инфраструктуры, разложение госаппарата, сепаратизм, терроризм, горячие точки на всем протяжении границ, высокий внешний долг, усталость общества — все это в совокупности едва не привело к развалу государства.
Восстановление страны растянулось на десятилетия, а ведь и украинский кризис можно считать отголоском катастрофы 1991 года. Базой первых путинских сроков можно считать укрепление вертикали власти, борьбу с криминалом в политике и бизнесе, восстановление армии, военного и ядерного потенциала (и завершение чеченских войн, конечно же), первые попытки национализации элит и капиталов, а также восстановление и развитие новых точек экономического роста: нефтегазовая промышленность, атом, ВПК.
Но более пристальный взгляд мы обратим на выстраивание внешней политики, которое шло одновременно с реорганизацией внутренней жизни и укреплением странового потенциала. В стратегии Владимира Путина уже в 2000-е доминировало стремление обеспечить безопасность государства с помощью восстановления и конструирования как региональных, так и глобальных взаимосвязанностей.
Во-первых, это поддержка союзников по СНГ для ликвидации угроз по границам и заморозки кризисных точек, возникших после развала СССР. Можно назвать этот процесс первой попыткой новой России формировать так называемую зону национальных интересов, но в ее основе лежала не экспансия, а желание остановить проникновение в страну терроризма, экстремизма, наркотиков и преступности. В это же время Россия формировала и поддерживала институциональное строительство системы региональной безопасности: ШОС, ОДКБ. С западного фронта — совет «Россия — НАТО», ОБСЕ.
Другой частью этой стратегии было выстраивание экономического формата регионального сотрудничества. В рамках СНГ в конце концов возникла зона ЕАЭС. С Европой некоторое время тестировали общее пространство экономических интересов «от Лиссабона до Владивостока», не забывая увеличивать прокачку нефти и газа и тянуть новые ветки трубопроводов. С Китаем в конце концов начал реализовываться проект «Сила Сибири». А с глобальным Югом постепенно протянулась связь через нити ТТК «Север — Юг».
Интересно, что в этой стратегической парадигме Владимир Путин повторял идеи как раз либеральной западной школы (еще без приставки «нео-»), которая считала, что именно глобальная взаимосвязь мировой и региональной экономики, производственных цепочек, открытых рынков капитала и рабочей силы станет основой системы безопасности, поскольку государствам будет просто невыгодно конфликтовать друг с другом, а существовать в изоляционизме станет невозможно. Но уже в 1990-х неолиберальное учение посчитало необходимым изъять из этого уравнения право государств на суверенитет, поставив его в зависимость от правил игры, установленных глобальными институтами — ООН, ВТО, МВФ и проч.
Как бы это сработало в условиях реального равенства сторон, мы не узнаем, поскольку в рамках однополярного мира и доминирования западных кадров в упомянутых организациях американцы поставили себя выше наднациональных институтов и начали самостоятельно определять правила, на которых якобы «основан порядок», причем то и дело меняя их в своих интересах. В то же время плеяда мировых лидеров тех стран, которые сегодня являются Глобальной Альтернативой (Китай, Индия, страны Африки и Ближнего Востока), остаются сторонниками именно того, либерального, подхода к многополярности, основой которого должны выступать коллективные мировые институты с учетом суверенных национальных интересов каждого игрока.
Разбирая вопрос о разрушении коллективной системы безопасности в мире, которая, по сути, шла с самого развала Союза и завершилась враждой России с НАТО и разрушением серии договоров — СНВ, ДОВСЕ, ДРСМД, ПРО, отметим, что в этом процессе трудно винить неолибералов, американских демократов или глобалистов по отдельности: все они так или иначе приложили руку к тому, что наш мир стал хрупким и опасным. Пока политики под лицемерные заверения о дружбе подписывали очередные многомиллиардные гранты USAID, силовики просто делали свою работу, расширяя границы «оборонного» Альянса в сторону все еще слабой России.
Концепция глобальной торговли как основы системы безопасности не сработала: угрозы от России не ждали, ни за соперника, ни тем более за равноправного партнера нас не считали. Активно тестировались технологии цветных революций и мягкой силы, то есть идеология шла вперед экономики, что в полной мере соответствовало тем процессам, которые развивались и внутри стран западного мира.
Украину в конечном счете просто купили вместе с политиками, олигархами и гуманитарным классом, проведя недешевую и небыструю, но эффективную операцию по смене ментальных и ценностных ориентиров этого фронтирного общества. Уже на Майдане 2004 года было очевидно, что перед Россией маячит перспектива блокады Балтики и Черного моря, угрозы транспортным коридорам на Юг, появления баз НАТО в Крыму и серьезной угрозы ядерному щиту страны. Сегодня понятно, что и такую угрозу имел в виду Владимир Путин, выступая в 2007-м на Мюнхенской конференции по безопасности с призывом вернуться к системе коллективной безопасности, хотя для большинства наблюдателей с обеих сторон такой разворот выглядел нонсенсом на фоне расширяющихся торговых связей с Европой.
Украинский кризис в конце концов стал следствием фатального пренебрежения диалогом о безопасности как в Евразии, так и во всем мире. А для России частично вопросом национальной безопасности, так как имеет признаки гражданской войны. Обратим внимание, что Минские соглашения 2015 года заключали в себе не только потенциал дальнейшего мирного существования Украины, но и были очередной попыткой заключить партнерский договор с союзниками для выхода на разговор о региональной безопасности, ведь именно европейские лидеры выступили гарантами соблюдения соглашения.
Старту СВО в 2022 году предшествовал по факту ультиматум о сдвиге инфраструктуры НАТО на границы 1997 года, а по сути — предложение обсудить российские интересы в контексте растущих угроз ее западным границам. 15 декабря помощнице госсекретаря США были переданы проекты договора между Россией и США о гарантиях безопасности и соглашения о мерах обеспечения безопасности России и государств — членов НАТО с изложением конкретных юридических требований.
26 января 2022 года эти предложения России были отклонены, а месяц спустя, 24 февраля, Россия начала СВО.
Причем, как мы помним, этот этап дипломатии последовал после, казалось бы, обнадеживающей встречи Владимира Путина с Джо Байденом в Женеве, на которой стороны вроде бы согласились вести диалог по вопросам стратегических и ядерных вооружений, но не нашли компромисса о будущем Украины в НАТО: США настаивали на политике открытых дверей, совершенно не осознавая пределов «стратегического терпения» Москвы.
В конечном счете Владимир Путин приступил к формированию альтернативной (или дополнительной) концепции системы глобальной безопасности, которая базируется на принципах и механизмах ООН, но шире опирается на сетевую взаимосвязь клуба Глобальной Альтернативы: альтернативный клуб выработки политических договоренностей (БРИКС и межрегиональные отношения), альтернативная финансовая система, альтернативная силовая система (экспедиционные корпуса в Африке или Сирии), альтернативная торговая система (вновь принцип «экономика вперед идеологии»).
Очевидно, что претендовать на глобальность эта альтернативная концепция коллективной безопасности без США и Европы не может, однако впервые в мировой истории появился прообраз модели равноправных международных отношений в глобальном измерении, но без западной гегемонии. И Соединенные Штаты это должно напрягать.
Стратегия переговоров
Самое важное, что нужно учесть в ходе идущих российско-американских переговоров, — это запас времени. У Трампа он ограничен скорым окончанием «медового месяца», подведением итогов первых 100 дней президентства и стартом партийной борьбы за Конгресс, в ходе которой оппоненты будут не просто критиковать, но и раздувать промахи и несбывшиеся обещания президента. Скорее всего, уже к лету с Трампа будут спрашивать первые результаты. Поэтому он спешит не только выскочить из украинского кризиса, но и заключить на этом пути как можно больше промежуточных сделок, зафиксировать прибыль.
В ответ на эту оперативную хирургию Россия может себе позволить реакционную дипломатию: политическая инициатива и военная ситуация на фронтах на нашей стороне. Естественно, ни новые жертвы, ни экономические потери не в наших интересах, однако на другой чаше весов лежит сохранение антироссийского плацдарма на Украине и перспектива возобновления новой войны с усилившимся противником. В Кремле прекрасно отдают себе в этом отчет и готовы работать на единственно приемлемый результат, подчеркивая, что опыт Минских соглашений и обман партнеров будет учтен.
Как мы видим, у сторон есть широкое поле для компромисса вне контекста украинского вопроса. Интересы Трампа и Путина сходятся в вопросах укрепления глобальной системы безопасности и недопущения ядерного конфликта. Пусть Трамп понимает эту тему скорее утилитарно — ему нужно время для осуществления внутренних преобразований и накопления экономической мощи. А Путин, скорее, считает необходимым утвердить систему безопасности в долгосрочной перспективе, подключив к ней и других партнеров. Тем не менее на данный момент это поляна для двоих, и движение понятно — по пути восстановления прежних связей, в том числе военных, дипотношений, развития диалога по международной проблематике и даже совместного участия в экономических проектах: тезис «Экономика вперед идеологии» возвращает свою силу и вполне может стать основой фундамента безопасности как минимум между США и Россией.
Трамп также готов учитывать обеспокоенность Москвы продвижением инфраструктуры НАТО к российским границам, поэтому можно предположить прогресс не только по вопросу запрета Украине на вступление в Альянс без всяких временных ограничений, но и в контексте взаимного сокращения вооружений и даже ликвидации части военной инфраструктуры НАТО в Восточной Европе. Это уже пролог к построению региональной системы безопасности.
Однако в части разрешения собственно украинского вопроса позиции сторон пока далеки от компромисса. Даже если принять за основу требований России «стамбульский» вариант соглашений с поправкой на ситуацию «на земле», в целом весьма мягкий для украинской стороны. Москва дает понять, что уступать не намерена. Более того, даже американский президент обмолвился, что «Путину нужна вся Украина». Речь в данном случае идет не о территориях, а о таком формате смены политического режима в стране, при котором процессы дерусификации Украины будут остановлены, а в Киеве появятся прагматичные политики, ориентированные хотя бы на нейтралитет с соседями. Однако в таком случае Западу этот «актив» можно будет просто списать со всеми военными бюджетами.
На самом деле для самого Трампа судьба Украины, ее будущие границы и геополитическая ориентация не играют никакой роли. Сегодня эта война лишь сжирает ресурсы США, как и союзники по НАТО, требующие защиты от «российской угрозы». Тогда как основной фокус внимания Вашингтона давно должен быть направлен против КНР.
Но принципиальным препятствием на пути компромисса по Украине выступают евроатлантические элиты. Их попытки продолжить войну и втянуть в нее Трампа как можно глубже сегодня становятся совершенно очевидными — отсюда и новые военные бюджеты, и «миротворческие контингенты». Европа становится главным застрельщиком войны с Россией, как того и добивались прежние администрации в Вашингтоне, но теперь евроатлантисты стараются изо всех сил не допустить выхода США из этой катастрофы.
Особняком стоит вопрос о гарантиях сделки и горизонте доверия, ограниченном любой новой администрацией в США. Вероятно, здесь стороны, включая европейцев, могли бы вести разговор о комплексной экономической сделке, подразумевающей инвестиции как в восстановление Украины, так и в разработку ее недр, включая пресловутые редкие и редкоземельные металлы. В этом случае экономика и финансовые вложения могли бы стать неким гарантом мирного развития данных территорий с учетом интересов всех сторон. Проблема в том, что Украина не является привлекательным активом: она уже давно прошла этапы деиндустриализации, депопуляции, ее недра освоены, земля нашпигована металлом, а энергетика разбита. Восстанавливать страну можно лишь из гуманитарных побуждений, которые сторонам обойдутся во многие миллиарды. Либо снимать сливки с остатков украинской экономики, как это делают США.
В конечном счете можно предположить, что Трамп держит в уме промежуточный вариант для идущих переговоров. Он восстанавливает отношения с Россией, даже укрепляет и где-то усиливает их с помощью санкционной балансировки, но выходит из украинского кризиса, полностью оставляя его на попечение Европы. Это позволяет Вашингтону контролировать и не допускать скатывания России к альянсу с Китаем. С другой же стороны, остается невозможной и перспектива восстановления отношений России с Европой.
Таким образом возникает мир раздробленных силовых полюсов, с каждым из которых Соединенные Штаты выстраивают двусторонние прагматичные отношения, позволяющие и продавливать свои интересы, и регулировать вопросы глобальной безопасности под контролем Вашингтона.
Возникает вопрос: зачем Москве идти на компромисс с Трампом и восстановление отношений с США без разрешения украинского кризиса? На самом деле такой вариант возможен и вполне соответствует прагматичному подходу Владимира Путина, хотя вряд ли считается оптимальным. Выход Америки из числа ключевых менеджеров украинской войны принципиально снизит военный потенциал армии Украины (связь, спутники, разведка, организация, контроль), даже если поставки американских вооружений на деньги европейцев продолжатся. Странам ЕС придется компенсировать и финансовый вклад американцев.
Кроме того, ослабление контроля за режимом санкций и сам сигнал о партнерстве Москвы и Вашингтона упростит торговые отношения России с третьими странами, снизит логистические издержки, облегчит приток технологий, машин и станков. Не говоря о реакции европейского лагеря, который далеко не монолитен и, в отличие от ряда видных атлантистов, подзуживаемых британцами, не горит желанием испытывать стратегическое терпение Москвы без американской поддержки.
0
150.00
